Почём сегодня унитарный патрон на 7.62?
Это десятый, последний узор кандзи из тех, которые я планировала. Возможно, будут ещё - но уж точно без «плана по валу».
海
– Легче, легче… Чуть прозрачнее…
– Да не понимаю я! – Кисть, не отмытая от акварели, полетела в снег. Работа едва не полетела следом, но женщина перехватила руку юноши.
– Успокойтесь, Минамихэ, – твёрдо, неожиданно контрастно с предыдущей репликой, сказала она. – Тут не надо понимать – надо делать. Вы позволите?
Минамихэ неуверенно кивнул, и женщина аккуратно и точно, в три штриха подправила его работу.
– Вот видите? Чуть-чуть воды – и совсем другое впечатление! Оставьте этот этюд, лучше возьмите новый.
***
Солнце скрылось за верхушками деревьев, и тени приобрели холодный неживой оттенок. Одногруппники уже собрали вещи и теперь были скорее слышны, чем видны в сумерках. Минамихэ не пытался их догнать и надеялся незаметно отстать по пути к станции. Ему это почти удалось, но стоило расслабиться, как его окликнули из сумерек.
– Мисс Кайо? Вы что-то хотели?
– Да, я хотела бы поговорить о Вашей сегодняшней работе на занятии. При всём Вашем старании я не вижу в работах лёгкости.
– Холодно, - буркнул Минамихэ.
– Разве? Только начало осени. И вы не можете всю жизнь провести в студии, – сказала мисс Кайо. – Возможно, Вы заболеваете и потому мёрзнете?
– Да не знаю я! – снова начал заводиться он. – Я стараюсь, я правда стараюсь, но не знаю, как мне добиться этой прозрачности! Вы сказали добавить воду – я добавил, но это не река, это поток металла! Я добавил ещё – и она утратила форму! Девять листов, и ещё пятнадцать за два прошлых раза, и ещё без группы… Сколько, сколько я должен работать, чтобы получить то, что у Аоки и Катаямы вышло с первого раза, а у остальных – со второго?!
– Вы так порывисты… Но ведь с изображением пламени Вы справляетесь просто отлично! Здесь – то же самое.
– Разве? В сердце любого огня – искра, и она хорошо видна, а здесь? Капля дождя?
– Море, – мисс Кайо остановилась, и Минамихэ остановился вслед за ней. – Каждая вода – море. Почувствуйте это.
***
Дома было темно. Последние две недели Минамихэ ночевал один: его приятель, Коори, с которым они снимали небольшую квартирку, уехал на каникулы к родне, а Минамихэ остался, надеясь подтянуть уровень живописи. Кто же знал, что всё пойдёт из рук вон плохо?! Начиналось же просто великолепно: небольшая уютная студия мисс Кайо, необычные постановки, работа с изображениями живого огня… Но вот уже третий день преподавательница устраивала пленэры на берегу реки. Река? Ха, одно название – так, проточная канавка! И она наотрез отказывалась ложиться на бумагу под его кистью. Он насиловал лист за листом, но чем дальше, тем больше злился – и тем хуже выходил результат. А мисс Кайо только печально улыбалась, глядя на все его потуги.
Эта женщина волновала. Тревожила. Беспокоила. Сначала она показалась Минамихэ очень ранимой и беззащитной, но временами за всеми её действиями проглядывала сила, тёмная, глубокая, пугающая. Вот и сегодня: когда она перехватила его руку, он понял, что не в силах сопротивляться. Очень хотелось поговорить с Коори, спокойным и здравомыслящим всегда, а не время от времени, как он сам. Хотелось обсуждать, спорить, возражать и соглашаться, а потом праздновать общие решения и общие озарения… Не мисс Кайо же доказывать во весь голос, какой это бред – «Каждая вода – море»!
Море Минамихэ не любил. Солёное, холодное, обманчиво-плотное и ужасающе беспредельное, обманывающее и скрадывающее, обступающее со всех сторон – а если представить, что каждая капля воды такова… Брр! Лучше уж рисовать эту канавку…
Три листа – изрисованных, промокших, уставших от отчаянных попыток листа спустя Минамихэ уже не был так уверен в своём решении. Вода всё так же не давалась, то растекаясь бесформенной лужей, то затвердевая металлическим блеском – словно посмеиваясь над решительным, но бестолковым художником. «Решительный, но бестолковый», как себя ощутил Минамихэ, положил перед собой четвёртый лист. На этот раз он не стал наносить эскиз – плавный изгиб «проточной канавки», упругие стрелы камышей, мощёные дорожки вдоль берега. Усмехнувшись, он набрал на кисть чистого алого цвета.
Ах, каждая вода? Значит, и эта, алая, сочная, горячая, как кровь – тоже море?! Две капли легли сверху вниз в левый верхний угол – море! Росчерком снизу вверх пошла кривая усмешка – море! Маленький-маленький человек наверху – море! Разверзшаяся под человеком материнская утроба – море… Рождаясь и умирая, каждая вода – море.
Зашуршал замок входной двери. Минамихэ дёрнулся было, но замер, не зная, чего ожидать – все его чувства были в смятении. Расслабился он, только когда в проёме двери появилась беловолосая голова Коори.
– Привет! Вот, вернулся пораньше. А ты чего такой взбудораженный?
– Просто я тут… А ты знаешь, что каждая вода – море?!
– Ну да. А как иначе-то?
海
– Легче, легче… Чуть прозрачнее…
– Да не понимаю я! – Кисть, не отмытая от акварели, полетела в снег. Работа едва не полетела следом, но женщина перехватила руку юноши.
– Успокойтесь, Минамихэ, – твёрдо, неожиданно контрастно с предыдущей репликой, сказала она. – Тут не надо понимать – надо делать. Вы позволите?
Минамихэ неуверенно кивнул, и женщина аккуратно и точно, в три штриха подправила его работу.
– Вот видите? Чуть-чуть воды – и совсем другое впечатление! Оставьте этот этюд, лучше возьмите новый.
***
Солнце скрылось за верхушками деревьев, и тени приобрели холодный неживой оттенок. Одногруппники уже собрали вещи и теперь были скорее слышны, чем видны в сумерках. Минамихэ не пытался их догнать и надеялся незаметно отстать по пути к станции. Ему это почти удалось, но стоило расслабиться, как его окликнули из сумерек.
– Мисс Кайо? Вы что-то хотели?
– Да, я хотела бы поговорить о Вашей сегодняшней работе на занятии. При всём Вашем старании я не вижу в работах лёгкости.
– Холодно, - буркнул Минамихэ.
– Разве? Только начало осени. И вы не можете всю жизнь провести в студии, – сказала мисс Кайо. – Возможно, Вы заболеваете и потому мёрзнете?
– Да не знаю я! – снова начал заводиться он. – Я стараюсь, я правда стараюсь, но не знаю, как мне добиться этой прозрачности! Вы сказали добавить воду – я добавил, но это не река, это поток металла! Я добавил ещё – и она утратила форму! Девять листов, и ещё пятнадцать за два прошлых раза, и ещё без группы… Сколько, сколько я должен работать, чтобы получить то, что у Аоки и Катаямы вышло с первого раза, а у остальных – со второго?!
– Вы так порывисты… Но ведь с изображением пламени Вы справляетесь просто отлично! Здесь – то же самое.
– Разве? В сердце любого огня – искра, и она хорошо видна, а здесь? Капля дождя?
– Море, – мисс Кайо остановилась, и Минамихэ остановился вслед за ней. – Каждая вода – море. Почувствуйте это.
***
Дома было темно. Последние две недели Минамихэ ночевал один: его приятель, Коори, с которым они снимали небольшую квартирку, уехал на каникулы к родне, а Минамихэ остался, надеясь подтянуть уровень живописи. Кто же знал, что всё пойдёт из рук вон плохо?! Начиналось же просто великолепно: небольшая уютная студия мисс Кайо, необычные постановки, работа с изображениями живого огня… Но вот уже третий день преподавательница устраивала пленэры на берегу реки. Река? Ха, одно название – так, проточная канавка! И она наотрез отказывалась ложиться на бумагу под его кистью. Он насиловал лист за листом, но чем дальше, тем больше злился – и тем хуже выходил результат. А мисс Кайо только печально улыбалась, глядя на все его потуги.
Эта женщина волновала. Тревожила. Беспокоила. Сначала она показалась Минамихэ очень ранимой и беззащитной, но временами за всеми её действиями проглядывала сила, тёмная, глубокая, пугающая. Вот и сегодня: когда она перехватила его руку, он понял, что не в силах сопротивляться. Очень хотелось поговорить с Коори, спокойным и здравомыслящим всегда, а не время от времени, как он сам. Хотелось обсуждать, спорить, возражать и соглашаться, а потом праздновать общие решения и общие озарения… Не мисс Кайо же доказывать во весь голос, какой это бред – «Каждая вода – море»!
Море Минамихэ не любил. Солёное, холодное, обманчиво-плотное и ужасающе беспредельное, обманывающее и скрадывающее, обступающее со всех сторон – а если представить, что каждая капля воды такова… Брр! Лучше уж рисовать эту канавку…
Три листа – изрисованных, промокших, уставших от отчаянных попыток листа спустя Минамихэ уже не был так уверен в своём решении. Вода всё так же не давалась, то растекаясь бесформенной лужей, то затвердевая металлическим блеском – словно посмеиваясь над решительным, но бестолковым художником. «Решительный, но бестолковый», как себя ощутил Минамихэ, положил перед собой четвёртый лист. На этот раз он не стал наносить эскиз – плавный изгиб «проточной канавки», упругие стрелы камышей, мощёные дорожки вдоль берега. Усмехнувшись, он набрал на кисть чистого алого цвета.
Ах, каждая вода? Значит, и эта, алая, сочная, горячая, как кровь – тоже море?! Две капли легли сверху вниз в левый верхний угол – море! Росчерком снизу вверх пошла кривая усмешка – море! Маленький-маленький человек наверху – море! Разверзшаяся под человеком материнская утроба – море… Рождаясь и умирая, каждая вода – море.
Зашуршал замок входной двери. Минамихэ дёрнулся было, но замер, не зная, чего ожидать – все его чувства были в смятении. Расслабился он, только когда в проёме двери появилась беловолосая голова Коори.
– Привет! Вот, вернулся пораньше. А ты чего такой взбудораженный?
– Просто я тут… А ты знаешь, что каждая вода – море?!
– Ну да. А как иначе-то?
-
-
09.11.2016 в 15:11Оно прекрасно. Я хочу так же писать. В любом смысле этого слова.
-
-
09.11.2016 в 15:47