Почём сегодня унитарный патрон на 7.62?
Все мои попытки написать хороший диплом в вузе споткнулись о чудесную книжку Саймона Хайкина «Нейронные сети». Я решила её прочитать и диплом писать по ней. С научником, конечно, не посоветовалась, вернее, научником как таковым я тогда пользоваться не умела, и нафига его дают, окромя автографа на титульном листе, не знала. Купила, начала читать и вникать. О боги, если бы я так вникала во всё, что пролетало мимо меня хотя бы по учёбе, я бы ничего никогда не закончила! И школу тоже (со школой был отдельный прикол).
Дошла до матрицы весовых коэффициентов, описывавшейся через гамильтониан. Почитала, покрутила в голове – и нашла связку: «Гамильтониан – это такой лапласиан, который…». Про лапласианы и операционное исчисление нам даже рассказывали (ну раз в приложении к диплому стоит такая строчка за математику, то рассказывали). И тут меня накрыло: у меня в голове этот грешный лапласиан как понятие не наполнено. Пустое оно.
На этом месте мне стало скучно, весёлое приключение, которым был разбор книги, закончилось (а ведь там кроме неверно построенного графика модуля были довольно изящные способы доказательства некоторых положений), диплом я написала «нормальный», без подобного «подкожного» разбора, ну да тому уже много лет.
А вспомнила я это недавно, когда разбирала кусок темы про восприятие (а также память и воображение, оно там плотно сцеплено, через понятие образа – ять, опять лапласианы мерещатся!). Потому что прочитав после этого фразу «От осины не родятся апельсины» натуральный апельсин я представить смогла (корки ещё на столе валялись), а вот чувственного образа, плотно сцепленного с «осиной», у меня не оказалось. Понятно, что я её видела. Но иначе как «обычное дерево средней полосы» оно для меня не обозначается.
Вот у дубов рисунок ветвей и листьев, и запах, и кора, и дорога мимо 39-го вверх, к универсаму, и даже немного фото в инстаграме, которое лайкнул Койот, а он редко это делает.
Вот у ивы узкие двухцветные листья, и ветер, и дупло, в которое я могла спрятаться – и не одна, и экотропа в том году, когда наконец доехали до Серебряного Бора, супруг меня выгуливал, а на месте зуба мудрости ниже справа была дыра («ткань-минус», да?), и с той прогулки у нас дома лежит перо какой-то хищной птицы, и остров в Царицыно, и рисунок на старой, уже давно потерянной колоде карт, как мы играли всей большой семьёй в «козла».
Вот у вяза листья с зазубринами, несимметричные у основания и пронзительно желтеющие, постепенно переходя в бурый и бордовый. Круглые серьги и очень долгое отсутствие имени, я сама его нашла, намного позже и где-то в книге. А ещё почему-то ноябрь и начало школы: для гербария уже поздно, но дерево у гаража-«ракушки» перед подъездом сохранило несколько листков.
Вот у рябины… Вот у клёна… Вот у ясеня, тополя, ольхи…
А осина не привязана. К Иуде привязана, к дрожи, к родине, к серебристым листьям привязана, но только словами. Даже к апельсинам привязана! А картинки нет.
И сколько его такого, пустого, в голове болтается, хрен его знает, но при мысли об этом как-то зябко.
Дошла до матрицы весовых коэффициентов, описывавшейся через гамильтониан. Почитала, покрутила в голове – и нашла связку: «Гамильтониан – это такой лапласиан, который…». Про лапласианы и операционное исчисление нам даже рассказывали (ну раз в приложении к диплому стоит такая строчка за математику, то рассказывали). И тут меня накрыло: у меня в голове этот грешный лапласиан как понятие не наполнено. Пустое оно.
На этом месте мне стало скучно, весёлое приключение, которым был разбор книги, закончилось (а ведь там кроме неверно построенного графика модуля были довольно изящные способы доказательства некоторых положений), диплом я написала «нормальный», без подобного «подкожного» разбора, ну да тому уже много лет.
А вспомнила я это недавно, когда разбирала кусок темы про восприятие (а также память и воображение, оно там плотно сцеплено, через понятие образа – ять, опять лапласианы мерещатся!). Потому что прочитав после этого фразу «От осины не родятся апельсины» натуральный апельсин я представить смогла (корки ещё на столе валялись), а вот чувственного образа, плотно сцепленного с «осиной», у меня не оказалось. Понятно, что я её видела. Но иначе как «обычное дерево средней полосы» оно для меня не обозначается.
Вот у дубов рисунок ветвей и листьев, и запах, и кора, и дорога мимо 39-го вверх, к универсаму, и даже немного фото в инстаграме, которое лайкнул Койот, а он редко это делает.
Вот у ивы узкие двухцветные листья, и ветер, и дупло, в которое я могла спрятаться – и не одна, и экотропа в том году, когда наконец доехали до Серебряного Бора, супруг меня выгуливал, а на месте зуба мудрости ниже справа была дыра («ткань-минус», да?), и с той прогулки у нас дома лежит перо какой-то хищной птицы, и остров в Царицыно, и рисунок на старой, уже давно потерянной колоде карт, как мы играли всей большой семьёй в «козла».
Вот у вяза листья с зазубринами, несимметричные у основания и пронзительно желтеющие, постепенно переходя в бурый и бордовый. Круглые серьги и очень долгое отсутствие имени, я сама его нашла, намного позже и где-то в книге. А ещё почему-то ноябрь и начало школы: для гербария уже поздно, но дерево у гаража-«ракушки» перед подъездом сохранило несколько листков.
Вот у рябины… Вот у клёна… Вот у ясеня, тополя, ольхи…
А осина не привязана. К Иуде привязана, к дрожи, к родине, к серебристым листьям привязана, но только словами. Даже к апельсинам привязана! А картинки нет.
И сколько его такого, пустого, в голове болтается, хрен его знает, но при мысли об этом как-то зябко.
И теперь, когда мегаквест (то, что шло как «проект года») завершён, и завершён успешно, я ни разу не вижу причин «забить», «подождать» и «не торопиться».
Но принцип действия этого механизма достаточно общий, чтобы его так расписать. Хотя у Княжны он лучше расписан.
.
